— Лен, чуть не забыл — вечером пойдём козу забирать, — уходя на работу, уже у порога сказал Семён.
— Какую ещё козу? – пролепетала удивлённая молодая жена, но дверь захлопнулась, и только слышно было, как во дворе залаял Бим, приветствуя хозяина.
Лена опустилась на табурет и медленно повела глазами против часовой стрелки от входной двери. Ведро помойное не вынес. Веник надо бы новый наломать. В умывальнике воду всю выхлюпал и не долил. Печку пора подбелить, закоптилась около дышла – хоть лето, а иногда подтапливаем, чтоб вода горячая была…
Ситцевая занавеска на дверном проёме в комнату слегка всколыхнулась – потягиваясь, из-за неё вышел кот, сел, выгнув басовым ключом спину, посмотрел на Лену, потом важно вытянул заднюю ногу и начал вылизывать шерсть…
— Господи, о такой ли я жизни мечтала… — подумала Лена.
Она достала глубокую металлическую чашку, налила в неё горячей воды, намылила тряпку хозяйственным мылом и принялась за мытьё посуды.
В памяти всплыл день, когда Семён первый раз проводил Лену домой из школы. Лена жила в пятаках – так назывался микрорайон многоэтажек.
Молодой городок разрастался медленно – в год сдавали один многоэтажный дом. Переехавшие в пятаки горожане, оценив прелести комфорта, чувствовали себя свободными счастливыми гражданами заботливого советского государства. Но бо/льшая часть маленького городка продолжала вести натуральное хозяйство и не стремилась к неведомому.
— Ой, чё там делать-то, в этой клетке, — судачили в очереди гастронома обитательницы своих домов.
— Ни воздухом не подышать, ни ягодку в огороде сорвать, ни бельё развесить…
— Ой, бабы, мы как-то пришли в гости в пятак к Антоновым, а моему приспичило в тувалет, и он мне как начал трындеть – пойдём, да пойдём домой. Я ему: — Чё, мол, такое, только ж пришли. А он говорит – невмоготу, мол, по большой нужде…
— И чё? – прыснули слушающие.
— Чё-чё! Вот и я ему говорю – иди, да сходи, вон же у их тувалет с бочком сливным. А он мне, слышь, чё говорит: — А ежли мне пёрнуть захочется, это что ж все слышать будут?
Бабы в голос заржали. Лена, стоя в очереди, сторонилась вступать в разговоры. Делала вид, что рассматривает что-нибудь, например плакат по разделке туши говядины, который изучила уже вдоль и поперёк. Зачем ей было знать – что такое окорок или грудинка, если мясо в гастрономе продавалось морожеными кусками, и не известно было – кости тебе попадутся или мякоть. Да и мясо-то покупали только те, кто не держали свой скот и курей. В основном — заезжие из пятаков. А остальные выстраивались в очередь за дефицитом – селёдкой тихоокеанской, колбасой или шоколадными пряниками.
Очередь была еженедельным ритуалом. К четвергу начиналось лёгкое шевеление среди самостроевцев – так называли тех, кто жил в собственных домах. Занимали очередь с ночи. В потёмках около магазина обязательно стояли двое крайних и дожидались следующего. Утром в очереди собиралась вся самостройка. Те, кому надо было на работу – присылали либо своих детей, либо пенсионеров, или умоляли очередь – не забыть, что тут занимала, скажем, Клавдия, а сами бежали на работу и примерно высчитывали время – в котором часу отпроситься.
Здесь же, в очереди, можно было обсудить последние новости, намыть косточки ненавистникам, поругать начальство, собес и прочих властителей.
Отец Лены был военным и по назначению попал в этот небольшой городок, в нескольких километрах от которого располагалась артиллерийская часть. Мама Лены, как хвостик, всю жизнь ездила за мужем по гарнизонам, и её не удивлял ни климат, ни новые условия жизни. Она любила повторять:
— Главное не то, где ты живёшь, главное – как ты живёшь.
Она умела обустроить семейное гнёздышко, сделать его уютным – благо позволяла зарплата военного офицера.
Когда семья перебралась на новое место, Лена пошла в десятый класс. Она никогда не отличалась ни чем выдающимся – просто была хорошисткой, просто читала приключенческие книжки, просто жила. Нет, она конечно мечтала об алых парусах, о необычном приключении на необитаемом острове и представляла себя чайкой Ливингстон, а ещё она любила смотреть индийские фильмы и навзрыд плакала, когда сын неожиданно узнавал своего отца или брата…
Перед выпускным Семён объяснился Лене в любви и сказал, что любить её будет до гроба. Лена разрыдалась и прошептала:
— А звезду мне с неба достанешь?
Семён прижал Лену к себе и, прощупывая под кофточкой застёжку на бюстгалтере, сказал:
— Конечно, достану…
Свадьбу сыграли шумно, по-самостроевски. Лена была красивой невестой. Отец по-военному чётко оттарабанил подготовленную речь. Мама улыбалась, вытирая слёзы и повторяя:
— Главное не то, где ты живёшь, главное – как…
Родители Семёна – закоренелые жители самостроя, подарили молодым небольшой домик. А главное – у домика было всё для ведения хозяйства: шесть соток земли, хозяйственная сарайка, загон для коровы, птичник, летняя кухня с русской печкой и банька.
На утро после свадьбы молодые пошли смотреть домик. Высокий забор скрывал уютный зацементированный двор. К небольшой веранде вели три деревянных, покрашенных оранжевой краской, широких ступени. С верандочки было видно всё хозяйство – вдоль и поперёк.
Семён открыл входную дверь, провёл рукой по дверным петлям, несколько раз поездил дверью туда-сюда и заключил:
— Хорошо-то как! – и шмыгнул внутрь дома.
Лена, как вкопанная, остановилась среди зацементированного двора.
— Чего стала, как не своя? – вспенил тишину голос свекрови, — Проходь, проходь! Глянь, какая летняя кухонка! На порог половичку кинь из резины, а у нутре – самотканку. Ой, а здеся-то – аюшки…
Она чего-то говорила-говорила. Лена присела на скамеечку и посмотрела на небо:
— Как же мне это всё обживать?
Свекровь уже вышла из летней кухни, ссыпая набранный в совок мусор в бросовое корыто:
— Чё расселась-то? Давай, иди, направляй на стол, начинай хозяйничать…
Прошло два года. Дитё завести не получалось. Уже два раза были выкидыши. Лена, и до свадьбы, щупленькая, стала ещё тоще. Свекровь уже в открытую сетовала на невестку:
— От, беда-то, ни мяса, ни кожи, чахоточная какая-то досталась нашему Сёмке…
Вечером Семён пришёл домой:
— Ленка, ты где? — крикнул молодой муж с порога.
Лена, свернувшись клубочком на диване, спала.
— Ленка! Чего ты не собралась ещё? Ну, я ж говорил – как приду – за козой пойдём!
— Сёма, зачем нам коза?
— Мне сказали, что козье молоко очень полезное. Будешь пить и здоровье появится.
— Сёма, я ж с ней не умею…
— Все когда-то не умеют, а потом научаются…
— Сём! Не научусь я…не по мне это…
— Дура ты, Ленка! Все бабы одинаковые! Все умеют, а она не научится! Посмотрика-сь!
Лена отвернулась к стене и закрыла лицо руками.
Семён прошёл в комнату, сдёрнул покрывало с Лены:
— А, ну, вставай! Разлеглась! Пошли, тебе сказал!
Лена повернулась, села, посмотрела Семёну в глаза и покачала отрицательно головой.
— Ты чё, со мной в игры решила играть? А, ну, вставай, я тебе сказал! Не зли меня!
Лена подтянула ноги и прижалась к стене.
— Я не понял?! Ты, чё, схлопотать решила?
Семён выставил вперед подбородок и замахнулся ладонью. Лена закрыла глаза.
— Неужели ударит?! Как же так, — думала она, закрыв глаза — он меня не понимает…
— Быстро встала, оделась и пошла! – приказным тоном выговорил Семён.
Лена закрыла лицо руками, слёзы хлынули.
— Чё выпендриваешься, коза драная! Думаешь, на тебе свет сошёлся! Ты чё не понимаешь, что на хрен мне такая баба сдалась, которая ни в жизни, ни в постели ни чё не умеет…
— Сёма, ты же говорил, что любишь?!
— Ой-ой-ой, придумала! Любишь-не любишь, плюнешь-поцелуешь! Да нужна-то ты мне больно! Неплодивая!
Лена соскочила с дивана и хотела выбежать из дома, но Семён сильной рукой ухватил Лену за ткань халата на спине, притянул к себе, а другой рукой ударил между лопаток. Лену отшвырнуло на пол, и головой она ударилась о косяк двери.
Взбешенный Семён начал бить Лену ногами – по животу, по ляжкам. И, когда она обмякла на полу, он, тяжело выдувая воздух из ноздрей, немного постоял с сжатыми кулаками, вышел в кухню, зачерпнул ковшиком воду из ведра, выпил большими глотками и вышел за дверь.
Когда Лена пришла в себя, уже смеркалось. Всё тело болело. С дивана слышался храп мужа. Лена с трудом поднялась, доковыляла до двери, вышла во двор. К перилам веранды была привязана коза. Около козы стоял таз с водой и лежала охапка сена.
Лена спустилась на одну ступеньку, потом еще на одну и присела на нижней. Коза замерла, разглядывая Лену одним глазом и перестав жевать. Лена посмотрела на звёзды. Съёжилась от ночной прохлады. Тело как-то само закачалось в стороны, и из глубины живота потянулся долгий-долгий стон. Лена уронила голову на колени:
— Как же так?! Как же так…
Коза подошла ближе к Лене, обнюхала волосы и стала тыкаться мокрыми губами в руку. Лена подняла голову. Коза посмотрела на Лену в упор, скосила нижнюю губу и шершавым языком лизнула щёку.