Фрося сидела в проёме ночного окна, наблюдая, как выписывает круги летучая мышь. Белая мордочка кошки уже вырисовывала в воздухе обороты и лапы сами приготовились к прыжку. Так ли важно было — куда прыгать: она-то думала — полетит вслед за мышью, расправив лапы-крылья, но… Полёт завершился болью в подбородке и всём теле, ударившемся о крышу пристройки.
В голове, теперь уже с закрытыми глазами, выписывались круги, и так беспрерывно звенело, что не хотелось двигаться…
Утро в доме началось как обычно. Стася спешно собиралась на работу, пулей перемещаясь по квартире, вычерчивая траекторию своих действий: умыться, сделать причёску, одеться, сунуть в сумочку завтрак, и как всегда, забывая выпить утренний сок, напялив туфли, крикнуть из прихожей: — Володя, закрой за мной дверь.
Володя — глава семейства, уже бодрствующий за компьютером с шести утра, спокойно попивал кофе. Через час и ему на работу.
Мама, как всегда проснувшаяся под Стасины перемещения, прошлёпала в ванну.
О, утро! Как странно, что ты всегда начинаешься с одного и того же: без соблазнов и заигрываний, без эмоций, с полузакрытыми веками и тусклым видом, который медленно превращается в лицо, скаля зубы со щёткой перед зеркалом, хлопая ладонью по подбородку, омываясь прохладной, приводящей в полное сознание, водой. Утро подобно белой, ровной, без морщинок скатерти, которая спокойно возлежит на столе, свисая по углам, и лишь предвещая быть заставленной яствами дня.
Дарвин, как обычно крутился вокруг мамы, но почему-то навязчиво мяукал, забегая вперёд и пытаясь заглянуть в лицо.
— Дарвин! Что случилось? Есть хочешь? Мой хоро-оший. Зови Фросю.
Мама подошла к холодильнику и в этот момент обратила внимание, что Фрося, как это происходит обычно, не выбежала из комнаты Стаси.
— Значит, спит ещё! Пойдём, Дарвин. Будем кушать, а эта лентяйка прибежит на запах.
Лакомые кусочки кошачьего корма уже распределились по блюдцам, и Дарвин приступил к трапезе.
— Фрося! Фрося, иди сюда!
Володя всегда смеётся над мамой, слыша подобные фразы и уверяя, что так команды не отдают. Но мамина политика воспитания кошек держится на чём-то совершенно ином, и коты её слушаются, отзываясь на тихий голос.
— Фрося! Ты где? — мама заглянула в Стасину комнату, посмотрела за кроватью, затем внимательно осмотрела все любимые места возлежания кошки в других закоулках квартиры, — Фроси нигде не было.
Из открытого окна в зале повеяло ветерком. Мама кинулась к распахнутому окну — внизу всё было спокойно и только важно шествующий голубь по краю крыши пристройки коварлыкал о чём-то своём.
Дарвин забрался на спинку кресла, поближе к маминому лицу, заглядывая попеременно в окно и в глаза и как будто подтверждая: — А я о чём говорил! Сбежала! На свободу подалась! Ну, ей ещё мяукнется эта свобода! Помнится, как я в давности тоже сиганул из окна, но я-то был котёнком, хотя это и спасло — падение с четвёртого этажа сказалось только на рассечённой губе и потере клыка…Правда, теперь я неформатный для выставок! А какие были времена! Я лежу на мягких подушках, на мне красивая ленточка, и вокруг все ходят и восклицают:
— Ах, какой красивый котёнок!
— Это таец? Голубогла-азый!
— Какой шикарный окрас!
— Да это Сфинкс, но шерстяной!
Дарвин с полузакрытыми глазами успевал следить за перемещениями мамы, её разговорами по телефону с Володей и быстрыми сборами.
— Фрося, ты Фрося… — причитала мама, запирая дверь на ключ.
Поиски по ближайшим дворам не дали результатов. Мама развесила объявления о пропаже. Фотография была взята из старых, где Фрося больше похожа на котёнка, но впрочем, она таковой и была — маленькая, белоснежная, юркая, с цепким взглядом и миндалевидными разрезами глаз.
На призывы «кыс-кыс» отзывались бродячие коты, подходя к маме близко и как будто спрашивая: — А я вам не подойду? Посмотрите на меня, я ещё совсем не старый, ну немножко шерсть прохудилась и морда расцарапана, так это мы с рыжим из соседнего двора чуток не поладили…
День стоял солнечный, впитывающий в землю остатки сентябрьского тепла. Но листья уже будто смирились с участью смены наряда: наливаясь желтизной, они будто отяжелялись, и ветки деревьев, не в силах уже более их сдержать, отпускали листья в полёт — на свободу.
Напротив окон квартиры, внизу на первом этаже расположился обменный валютный пункт. Мама от отчаянья заглянула и туда, опросив работников — может быть, кто-то что-то заметил. Рьяный охранник лязгнул, хитро улыбаясь: — Терпеть не могу кошек! А если найду, что с ней сделать — убить? — и рассмеялся.
Медленно передвигаясь по двору, заглядывая во все подвальные дыры, взывая к кошачьему богу, мама просила об одном — только бы живая.
Знакомая в овощной лавке Галия, узнав о происшедшем, посочувствовала по-доброму, пытаясь как-то успокоить маму:
— Да, может погулять ей захотелось…Вроде высота-то небольшая, не должна сильно покалечиться…Придёт ещё…
Мама всё-таки решилась и позвонила Стасе на работу, зная, что у них конец месяца, аврал, нужно срочно сдавать чертежи, а тут такое…
Стася, конечно, была ошеломлена:
— А я-то думаю: почему Фрося меня не проводила на работу…Я скоро приеду, поищу во время обеденного перерыва…
Вечером в доме главенствовала тишина — нехорошая такая, почти траурная. Потеря Фроси сказывалась на всём — не было привычного ритуала встречи с работы, когда Фрося и Дарвин сидят навытяжку около двери и встречают пришедших хозяев, не было радостной вечерней беготни котов друг за дружкой и потом — сидения всех вместе за очередным сериалом. Каждому вспоминались разные истории с Фросей: как она любит жевать свой язык, смешно чавкая при этом; как она без труда запрыгивает на самые высокие шкафы и, собирая оттуда всю пыль, оставляет свои грязные следы на чистой простыни; как она смешно перенимает привычки Дарвина, пытаясь грациозно усаживаться, укладывая ровно передние лапы и выгибая грудь колесом; как она…
Раздавшийся звонок и встревоженный радостный голос Галии вернул всех в обыденность:
— Нашла — нашла! Я во дворе! Она у меня!
В одно мгновение мама и Стася вылетели навстречу пропаже.
В сумерках было чётко видно белый шерстяной комочек в руках у мальчика, сопровождавшего Галию:
— Фросенька! Ну, слава богу!
— Дорогие мои! Спасибо вам!
— Я иду мусор выносить, а она сидит между баками — белая такая, ну, я и звать её начала, — стрекотала Галия, пока мама обнимала и благодарила мальчика, а Стася тискала Фросю:
— Какая же она лёгкая стала … — чуть не плача, причитала Стася.
Бурно распрощавшись с Галией, мама и Стася принесли своё потерянное сокровище и вдруг Володя, глянув на Фросю, сказал:
— Да это не она!
— Ну, как не она! — возмутилась мама, — Сейчас отмоем и увидишь, что она. Только вот лобик какой-то плоский — наверное, ударилась, бедняжка…
Фроська бросилась к еде и, урча и растопырив лапы вокруг миски, уминала за обе щеки.
Дарвин, крадучись, и обнюхивая беглянку, шипением высказал своё недовольство — то ли по поводу нездорового запаха, то ли не веря своим глазам — Фрося ли это?
Сомнения нагнетались во время мытья уже и со стороны Стаси. Но мама стояла на своём:
— Да посмотри, её мордочка просто опухла, как у бомжа. Ма-аленькая моя, вот отмоем, обсушим и все увидят нашу Фросю!
— Мам, да это совсем котёнок…Хотя, может, и Фрося…
Что могло стать убедительным признаком, что это она — шрам на животе от операции, но его…не было.
— Вообще-то, когда я недавно гладила по животу Фросю, шрам уже совсем не ощущался — всё ж-таки больше года прошло, — убеждала сама себя Стася, — может рассосался.
Вымытая, высушенная «Фрося» свернулась калачиком на кухонном пуфе и уже спала, когда семья разглядывала её и приводила аргументы — она ли это.
— Фрося никогда не спала на кухонном стуле, — уже начала сомневаться мама.
— Похожа сильно, но как-то меньше она — что ли, — перебирала сходства Стася.
— А я знаю, как точно убедиться! — вставил Володя. — У Фроси есть одно «замечательное» свойство — ходить в туалет по большой нужде — наполовину мимо…
Да! Это был аргумент!
Но ждать, когда уснувшая кошка соблаговолит справить свои потребности, было глупо. Все разошлись спать, и только Дарвин сидел напротив спящей белой красавицы и будто думал:
— Чужая это! С Фроськой мы бы сейчас гоняли по комнатам…
Утром мама, перенервничавшая за прошедший день, спала крепко и не слышала, как ушли на работу Стася и Володя. Проснувшись, она увидела в ногах два мирно спящих пушистых комочка — белый и коричневый. Идиллия воцарилась? Но странно — Фрося никогда не позволяла себе спать у мамы в кровати! И, затем, ритуал с поднесением еды, тоже углубил сомнения. И окончательным убеждением стал туалет — девочка аккуратно «сходила», гордо выйдя и сообщая всем: — Видите, какая я хорошая!
Действительно, славная кошечка…
Стася прислала по сотовому сообщение маме с фразой «Это не Фрося!», с которым мама уже не могла не согласиться.
Поиски Фроси продолжились и на следующий день и позаследующий…
Надежда не уходила только потому, что ей приказывали оставаться! Фрося должна найтись, обязана! Быть может, её кто-то уже забрал к себе? Но она совсем не ручная — к чужим не пойдёт!
На третий день поисков Стася и мама задумали насыпать во дворе корм и налить немного валерьянки, чтобы коты со всех соседних дворов сбежались, может, и Фрося пришла бы…
Стася сидела во дворе и наблюдала за резвящимися животными: они, будто попали на кастинг, где можно было рассмотреть их характеры, повадки, ведь у каждого кота они разные. Между собой коты и кошки общаются, выдувая воздух из ноздрей — это было подмечено мамой в общении Фроси и Дарвина. Именно так умные звери «разговаривают», и человек тоже может попробовать, выдыхая воздух из носа, общаться на кошачьем языке. Возможно, мысли, близкие к человеческим, будут пойманы глазами, и ловя взгляд, коты поймут о чём ты думаешь, и ответят своими поступками.
Уже темнело, когда Стася решила в очередной раз выйти во двор. Она ещё раз обошла все задворки, вглядываясь в каждый кустик, каждый тёмный закуток, и, в отчаянье, встала около пристройки и тихонечко завыла: — Фро-ося! Фро-ся! Ксс-ксс-ксс…Фро-ооо-ся!
И вдруг услышала слабое мяуканье.
— Фрося! Фрося! — настойчивее звала Стася.
Но мяуканья больше не доносилось.
— С ума уже схожу, наверное…, — подумала она, но продолжала звать, — Фро-ося, Фросенька…
Как молнией пронзило взгляд, когда под крышей пристройки Стася увидела белую лапку:
— Девочка моя! Фрося! — не дотягиваясь ростом, Стася подпрыгивала и пыталась дотронуться до свисающей лапки.
Через какие-то мгновения в расщелине между деревянных балок крыши появилась хрупкая фигурка, еле держащаяся на ногах — это была Фрося. Измученная, она передвигалась с трудом, но приседала и протягивала лапку, чтобы тоже дотронуться до подпрыгивающей, плачущей от радости Стаси.
Рядом проходила компания парней и девчонок, и, увидев забавную картину, громко рассмеялись, не понимая степени трагедии — ведь для них это была всего лишь какая-то кошка…
Стася позвонила Володе, и они вместе достали Фросю.
Уставшая, качающаяся, она фыркнула на не-Фросю, обнюхалась с Дарвином и ушла в туалет, сделав всё так, как обычно — окончательно убедив всех в том, что она вернулась.
