Вета Ножкина
НА ДНО
С благодарностью к талантливому преподавателю — Туниянц Л.Ф.
Перечитывая пьесу Горького «На дне», я вдруг поймала себя на мысли, что каждому герою того – другого – времени есть прототип в моём окружении. Этим и отличается писатель-мастер, сумевший охватить не только типичные черты своей эпохи, а показать то, что никогда не убудет в человеке.
И сразу встал вопрос – если эти черты были в людях в начале прошлого века и не исчезли по нынешнее время, а так ли они проявляются и в более дальних веках? На чём мы заостряем внимание в сегодняшнем дне? На дне дня?
Перелистывая время назад, я думала ещё об одном – мы счастливые люди. Нам дана возможность листать страницы времени.
Вот я в гостях у Бунина. Учительница Оленька Мещерская – она научилась жить чужой жизнью, потому что своя не состоялась. И среди моих друзей есть Оленьки мещерские не только в женском платье, но и в мужском обличии.
Андрей Белый – наш русский Джойс. Его петербургским романом можно охватить историю взаимоотношений Востока и Запада, традиций смирения и величия. Символами, штрихами, петроглифами он показал – как мы сами делим себя на два лагеря. Лагерь природы и разума, лагерь лени и порядка. Слёзы и лекарства его рецептов – тоже в нас, отцах и сыновьях. И неприятие женщин-кукол в его руках – кукловода.
Как мало женщин-писателей в литературе прошлого. Может, потому это, что женщиной в большей степени руководит эмоция, а не разум. Попробую собрать из всех веков то, что мне сможет пригодиться в поисков ответов на свои вопросы.
Отматываю клубок времени ещё дальше. Как будто спускаюсь в колодец. И ещё пока тревожусь – а прочно ли моё снаряжение, а выдержит ли страховка, а хорошо ли там, наверху, закреплён патрон? Эмоции? В сторону, вон, пока ещё не спустилась ниже. Но, возможно, буду искать у мужчин-писателей не только разумную сторону, но и окрас эмоций.
От Фёдора Сологуба я вооружусь иллюзиями света и тени, соглашаясь, что искусство и есть высшая реальность, что порывы вдохновения не запереть. Я возьму от Валерия Брюсова ремесленническую внимательность к звуку. Буду искать земное многообразие слова у Николая Гумилёва. Из символов Александра Блока, его революционной стихии, я вынесу умение совместимости стихии прошлого и настоящего. И, возможно, тоже когда-нибудь пойду вслед за принятыми апостольскими идеями, увидев прямые связи с Екатериной, Иваном Грозным и Петром, а потом ужаснусь всем происходящим и отрекусь…Согласно теории заблуждения Шкловского – признаюсь в собственном умении очаровываться, заблуждаться, и получать свою дозу разочарований. Но за внешней эстетикой символов я всё-таки склонюсь перед искусством, как высшей реальностью. Пусть с Запада воскликнет Ницше, что Бог умер. Я совмещу в своём мозгу и природу реальности и в ней найду Бога.
Почему Мастер искал встреч с иным миром…Не за тем ли, чтобы подсказать нам, ещё живущим о том, что лунную дорогу невозможно обрести на Земле? Здесь мы – воплощение дьявольских замыслов. Наши искания, брожения – это отречение от любви, идущей от сердца. Разумом изрекаем ложь. Разумом складываем слова. Разумом проникаем в тайну мира. А сердце молча ведёт каждого из человеков…
Пройти нехожеными тропами нельзя. Тропы – уже создание чьё-то. А по нехоженым зарослям пытливые умы продираются каждый день. И на этих невиданных дорожках даже буквы – и те уже несут хоженность-перехоженность.
Вот Антон Павлович. В его саду вишнёвом все герои хорошие, нет плохих. И в то же время, все так нелепо себя ведут, не слыша друг друга. Как похоже на наше время и это. А его рассказы – кладовая характеров, нравов сегодняшнего дня. Вот Анна Сергеевна со шпицем, и Гуров, и осетрина с душком. Немало питающих надежд дам с собачками и рядом с нами, и Гуровых, плывущих по течению жизни. Абсурда в нашем окружении не меньше и не больше, чем было во все времена. Как сдвинуться с этой точки понимания, осознания? Как пройти вперёд, взглянув на жизнь не однобоко, а широко открытыми глазами? Ни Чехов, ни Достоевский, ни Толстой не дадут ответов. Они дадут намёки, опасаясь морализаторства. А я эти намёки смогу прочесть, разглядеть, применяя к себе?
Веками создаваемая история Слова – чьи-то искания и находки, создавались только с одной целью – передать клад своего опыта, своих наблюдений за жизнью.
Мастер полифонии образов – Фёдор Достоевский. Он много принял на себя страданий. Оттуда, снизу, — родившемуся в больнице, всегда бедному, которому порой не хватало копейки на стакан чая, ему было виднее – что происходит, куда мы катимся.
Откуда катимся видел другой писатель, но находящийся на высокой социальной ступени – граф Толстой
Но и Достоевский и граф Толстой стоят на одной моральной позиции: всё в этом мире исходит от человека – и добро, и зло. И не в социальном положении дело, а в морали, формирующейся в умах. Раскольников вымучивает в себе вопрос о твари дрожащей, Пьер Безухов ищет применения своим силам. Они – такие разные по социальному положению, статусу, — находятся в поиске ответа на один и тот же вопрос – о своём предназначении.
Среди замыслов авторов нам – читателям — даётся возможность вместе с героем пройти целый жизненный путь, примеряя поступки и помыслы на себя. Нам ничего не стоит влюбиться в своего героя или разочароваться в человеке, посмотреть на его рост или его падение. Читатель совсем близко подпускает к себе возможность увидеть рождение и смерть, и тем самым, во время чтения, испытать на себе умирание себя одного и рождение другого.
Метаморфоза – перевоплощение, превращение одних нас в других. Это способно сделать только искусство. Искусство нас вводит в заблуждение и удивляет. Искусство может изменить мировоззрение и разочаровать. Искусство способно сделать человека влюблённым и никогда – безобразным. Так как прикосновение к чтению, процесс впускания в себя чужих помыслов доступно только человеку ищущему.
Лев Толстой, вопреки суждениям и осуждениям, шёл вперёд, чтобы показывать свой мир. Порой навязано рекомендуя: — Вот почитайте меня, и больше не делайте плохо…
Он мироустроил жизнь миролюбовью. Он проводит своих любимых героев через заблуждения и цементирует образы нелюбимых. Он омерзительным типам не даёт возможности перевоспитания, но его благородные герои — не предают. Его объём мысли, его философия идут от Пушкина, но только Толстой может тенденциозно заявить: — Я хочу, чтобы думали так!
Но Толстой в своём движении мысли постоянно лавирует. И это движение мысли – великая тайна. Тайна гения.
Иван Бунин совершит паломничество к графу Толстому и получит главный урок реализма: — Писатель, у которого нет энергии заблуждения, быстро выписывается.
Спускаюсь по шкале времени ниже и ниже.
Гоголь. В конце жизни он пишет сценарий «Литургии», как бы готовясь к итогу, к завершению. Ему дано было увидеть мир с разных сторон. Диапазон его героев – от реальных до мистических чертовщин. После эпоса «Тарас Бульба» он уходит от резких границ «плохих» и «хороших», и выводит нас – читателей – на другие масштабы жизни. Он создаёт образ Чичикова, и в это же время переводит Гомера, потому аллюзии его героев уходят корнями в Илиаду. Но Гоголь постоянно держит перед собой весы, на которых не прежнее «плохо»-«хорошо», а большее «бог»-«диавол». Все судьбы маленьких и больших человеков, все мы – отражаемся в зеркале Гоголя.
Но Гоголь не «забалтывается донельзя», как Пушкин, простирая сквозь фантазии своих творческих порывов своё время.
Мостик между романтизмом и реализмом прокинул Александр Сергеевич. Его романтическая ирония даёт воздух произведениям – то, что мы так стремительно сегодня ищем в литературе.
Его «милостью к падшим» богата литература, вместившая и романтизм, и просветительство, и реализм. Пушкин первый из русских писателей провозглашает внутреннюю свободу человека. Он показывает губительность бесхитростности, убогости и выводит на человека-борца, умеющего противостоять. Он приверженец идеи – все уродства даёт социум. Именно поэтому он уводит своего самого свободолюбивого героя Алеко в табор. Но и здесь идут искания Алеко, его несогласие выливается в очередное изгнание – «уйди от нас, гордый человек». Так говорит ему отец Земфиры. Так Пушкин пригвождает поиск романтической свободы и уходит в реальность.
А просветительство он черпал от Руссо, считавшего причиной всех несчастий науку и цивилизацию.
Под этим углом мы оторвёмся от пласта русской литературы и пойдём дальше вглубь и немного вширь во временных расстояниях, опустимся ещё на один шаг ниже.
В то самое время, когда Ленин писал в библиотеке Цюриха свой труд о великой революции, в другом зале писал свой роман «Уллис» Джойс.
Из пушки Цюриха выстрелили в мир две манипуляторских пули, мишенью которых была зыбкая и постоянно меняющаяся субстанция – свобода.
И жизнь в этой свободе можно свести гомотетично к одному дню одного героя. Подобно тому, как нарочито я объединяю на этих страницах историю литературы в один очерк. И этот один день одного героя проецируется на гомеровскую Илиаду, используя вытяжку времени, осознанно облачённую в звуки, языковые стили — канцелярий, газет и даже экзаменационных билетов. Перед нами каталог-проекция: времени, судеб, ощущений.
И – Кафка. Его герой «Замка» проходит сквозь лабиринт, из которого нет выхода. Как и у мира, из которого нет выхода. Как у жизни, у которой выход – там же, где и вход, т.е. по сути выхода нет.
Но мы утыкаемся в Бодрияра с его симулякрой – ненастоящим. Его «мир» закончился. Его можно только переосмыслить.
Но всё это уже всё дальше и дальше отходит от литературы и становится структурой мира. Надлитература – способность рассмотреть процессы взаимосвязи звуков, но не слов и смыслов.
Что привело к этому? Спускаемся ещё ниже и видим Шопенгауэра с его философией пессимизма, рассматривающего текст, как субстанцию, как набор взаимосвязанных единиц речи.
И снова в поисках свободы – Сартр и Камю. Ветер Камю плутает по разрушенному городу. Это и есть свобода? Сизиф, спускающийся за камнем и испытывающий при этом счастье – это свобода? Это укрытие от бытия, это мечты, предощущения загранной духовной гармонии. Возможно, этот поиск продиктован предыдущим этапом реализма.
Реализм Бодлера ведёт к высокой эстетике. Его контраст грязи, разложившегося мяса и юной красоты настолько рядом, что в сравнении ты не утопаешь, а приходишь к ахматовскому «из какого сора растут стихи», подтверждая Андрэ Жида: «Ни одно подлинное искусство не создаётся без участия диавола».
А, может, стоит уже подняться? И, ну, её – эту связь времён?
Но – нет, путь начат. Его незаконченность приведёт к разочарованию большему.
Познать, чтоб властвовать — хотя бы над собой.
Подобно пастернаковской строке: — И здесь кончается искусство, И начинается судьба.
Плохая литература, к сожалению, делается тоже при помощи чувств. Порой, при помощи прекрасных чувств. Бульварная чушь. Присутствие сюжетной линии и логики, обрамлённое страстями, переживаниями и чувствами героев могут, конечно, вызвать в читателе эмоции сопереживания, но эмоции – это поверхностные чувства, которые не ведут к преображению человека. Глубину переживаний дают не только испытываемые чувства – стыда, отчаяния за поступки героя, сколько умение автора подвести к главной идее произведения, несущей воспитательное и даже назидательное воздействие.
Стихи Бодлера запрещали. Его самого судили. Дэнди, педант Бодлер эстетствует. И за его внешним превосходством гниёт мясо живого трупа. Он умер от сифилиса.
На этой почве выросла литература рефлексий – искусство связано со злом, поэт в жизни – это актёр на сцене.
Бойтесь, бегите таких превращений. Эстетика внешняя – профанация внутренней дисгармонии. Эстетика искусства – оболочка связей модернизма, романтизма и реализма.
Натурализм нам преподносит Англия, Франция. В теории зеркального отражения, теории гипсового слепка эстетика отходит на второй план, выполняя только связующую роль. Диккенс, Теккерей, Бронте, Бальзак, Флобер.
Типажи Диккенса в «больших надеждах», в «Приключениях Оливера Твиста», «Записках Пиквикского клуба» — вот снова мы.
Но дальше – вниз, по артериям искусства, к романтизму Гюго, Жорж Санд, Гофмана, Вальтера Скотта, Байрона.
Гюго уже после «Собора…» разочаровывается в романтизме и отдаёт предпочтение индивидуальной личности.
Гофман уходит в романтическую иронию (Гофман оказывает мощное влияние на Гоголя). Гофман соединяет мир обыденности и фантазии. Его «Золотой горшок» — сказка (или реалия?) наших времён, где Ансельм – типичная исключительная личность, у которого ничего не получается, он исключительно невезучий, но он владеет каллиграфией и переписывает манускрипт…(аллюзия на «Шинель»?). А его рационалист Кот – прототип мнящего обывателя, сдавшего в типографию рукопись на оборотках неудачника. Иносказательно даётся демонстрация двух миров одного лица, двух разных страниц-сторон одного листа.
Традициям Вальтера Скотта следовали Пушкин и Толстой. Основа произведений Скотта – аналитика. Наблюдения и анализ. Благодаря Скотту появляется жанр детективного рассказа и научной фантастики. Впервые рассматривается образ народа. Скотт – новатор!
Эпоха романтизма воспела образ творца и исключительного злодея. Но герой не вписывается в прежние стандарты.
У Байрона красной линией проходит идея жизнетворчества. Фигура писателя, автора идеализируется массовым сознанием. Дух Байрона покорил всю Европу и всю Россию идеями вольнодумства, милости к падшим. Он был гоним из Англии и жизнь закончил в Греции. Образцом романтической поэмы считается поэма «Корсар», где эстетизируется фигура пирата – аскета, не пьющего вино, грабежи которого – не просто грабежи…Он благороден, образован. Возлюбленная его Мидора ждёт своего пирата на берегу. Любовь в романтизме – до смерти. Поэтому Мидора преданно ждёт-ждёт и умирает.
В поэме «Чайльд Гарольд» идеи инфантилизма. Герой разочаровывается во всём в жизни. Он эстет. Родственные чувства в нём ничего не пробуждают, и он покидает отчий дом. Герой – позёр. Скучающим быть было модно. Это поза.
Но путь мой дальше – в эпоху Просвещения.
Затеянная Дидро идея с энциклопедией, как сборника трактатов просветительских направлений, показала Дидро предприимчивым человеком. Он – создатель нового направления – философской повести. Чернышевский пойдёт вслед за Дидро. Дидро опережает своё время – он ищет пути улучшения состояния общества и приходит к понятиям нравственности и морали. И следом за ним Вольтер в «Орлеанской деве» пытается забрать из рук церкви идею воспитания. Но он выступает не против религии, а против церкви. «Если бы Бога не было, его следовало бы придумать» — говорит Вольтер. В подражании «Орлеанской деве» Пушкин пишет «Гаврилиаду».
«Кандид» Вольтера – это же параллель с «Гулливером» Свифта. Кандид воспитывается в семье барона Кунигунда (гуигунгмы у Свифта). Кандид влюбляется в дочь барона и его изгоняют из дома. Кандид попадает в утопическую страну Эльдорадо, где золото лежит на улицах. Кандид возвращается в место, где жил в детстве, встречает своего учителя-оптимиста, больного сифилисом, любимая фраза которого «Всё, что ни делается, всё к лучшему». Семья его возлюбленной Кунигунды растит свой сад. Основная фраза-вывод: «Возделывай свой сад, и в нём произрастут твои плоды». Просветитель-Вольтер тем самым эстетизирует труд.
Руссо. Считается, что французскую революцию подготовили просветители. Менее всего к этому стремился Руссо, но именно он был поднят на флаг французской революции. Один из первых романов Руссо «Эмиль» — педагогические советы, как взрастить нового человека. И главный его совет – труд и любовь к труду. Лозунг Руссо – назад к природе. Роман «Исповедь» (при жизни не был опубликован) Руссо становится значимым для Пушкина, Достоевского, Толстого. Он подобен марксистскому «Капиталу». В романе автор рассказывает о своих грехах – о первой краже, о природе своих чувств и приводит к выводу, что природа человека не идеальна. Руссо имел очень много внебрачных детей и ни одного не воспитывал. Возникает вопрос Просвещения – где постулаты морали? Кто такой хороший человек? Как вырваться из одних цепей, не попав в другие? Это Просвещение Франции, а что происходит в это время в Германии?
Лессинг – теоретик эпохи Просвещения. Его «слёзная драматургия» позже приобретёт название «драма».
В «Лаокооне» он разграничивает средства выражения в разных видах искусств. «Эмилия Галотти» — главный герой герцог-бездельник. Ему приносят список на казнь, он его легко подписывает, напевая песенки. Но ему понравилась фамилия в списке «Эмилия Галотти» и он её пропускает. Потом он совращает эту девушку – Эмилию, и казнит её заступника-отца. Герцог рассуждает и приходит к выводу – власть порочна.
Трагедия «Фауст» Лессинга не пользовалась успехом.
Гёте тоже использует сюжет «Фауста». Главной задачей Гёте было просветить зрителя, давая ему понять моралите – маг должен быть наказан. Фраза «Остановись, мгновенье, ты прекрасно» — если её произнесёт Фауст, он попадёт в ад. Но проданная Диаволу душа Фауста на 24 года – не грешить на земле, и перед смертью разочароваться в прожитой жизни. Несмотря на свои способности мага, который мог соблазнить даже древнегреческую Елену прекрасную…Маргарита предстаёт перед Фаустом, она ждёт ребёнка, Фауст убивает её брата. Маргарита убивает собственную мать, своего ребёнка. Мефистофель нагнетает забвение на Фауста, и тот забывает о Маргарите. Но, придя в себя, хочет ей помочь, но уже поздно. Для Гёте Фауст – олицетворение жажды познания. В финале Фауст уже слеп. Он выходит на улицу и ощущает атмосферу радости и произносит заветную фразу.
У Булгакова Мастер пишет апокриф по Фаусту, поэтому — у Булгакова «Маргарита».
Просвещение Англии уводит нас по тропам Дефо, Ричардсона Филдинга, Стерна.
Англичане раньше французов отрубили голову своему королю. Английская революция XVII века во главе с Кромвелем была пуританской революцией, призывающей к аскетизму, против дворцовой культуры.
Дефо был очень просвещённым и много чем занимался.
Его роман «Робинзон Крузо» утверждает, что человек способен в одиночку построить цивилизацию. Это и есть просветительская идея. Появилась целая тема – робинзонада. Робинзон из всех ситуаций находит выход. Цивилизацию он приносит на остров, потому что он имеет эту цивилизацию в голове.
Пастор, мыслитель Свифт. Начинал с публикаций сатиры. Пишет в жанре путешествий, но вымышленных. Он морализирует, представляет нравственные ценности. Его лошади (Гуингмы) – это и есть утопия. У этих существ есть всё, кроме страсти. Противовес Гуингмам – Йеху, выкапывающих камешки из земли. У кого больше камешков – тот выше по положению. Это общество выродившихся людей. И рядом очеловеченные лошади.
Ричардсон. Его имя использует Пушкин в «Евгении Онегине». Особое внимание Ричардсон уделяет чувствам, эстетизируя буржуазную мораль.
Но идём дальше, спускаемся глубже. Плывём по реке Слова.
В европейских государствах господствует абсолютная Монархия. Король – божественное лицо, эталон, мера мер. Его вкус – единственный полноценный вкус. Рядом с Королём – Двор, который является законодателем культуры. Купеческое, чиновничье, народное сословия тоже имели свою культуру, но это было презираемо и недостойно. Труды Аристотеля пользовались большой популярностью. Французский драматург Буало пишет «Трактат об искусстве», в котором делит словесную ткань на высокое искусство, среднее и низкое.
Француз Пьер Корнель пишет трагедию «Сид». В центре испанский герой, прогнавший Мавра. Всё действия происходят на ступенях дворца Короля. Король выбирает наставника для сына. Претенденты – пожилой аристократ Дон Гомес и молодой Дон Дьего. Выбор падает в сторону опытного воспитателя. Дон Дьего начинает мстить, даёт пощёчину Гомесу. Но у обоих воспитателей есть дети, которые влюблены друг в друга (повторяется сюжет Ромео и Джульетты). Но сын Гомеса – Родриго — должен отомстить за отца. На дуэли погибает отец Химены. Теперь Химена мстит Родриго. Но вмешивается Король, провозглашая Родриго национальным героем, победившим Мавра и соединяет руки влюблённых.
Герои Корнеля – сильные герои. Они не рефлексируют. Их время – подчинения воле Короля не даёт им права на рефлексию. Сын мстит за отца, но воля Короля – выше.
Элемент рефлексии вводит Жан Расин. Трагедия «Федра». Его герой (героиня) переступает устоявшиеся законы. Расин не доверяет человеку. Расин очень моралистичен. Он развивает тему адюльтера.
Параллельно Классицизму развивается искусство Барокко. Причудливое нагромождение. Вырывается из народной стихии и уходит в искусство. Яркий представитель – Пьер Кальдерон. Его мистико-философская драма «Жизнь – есть сон» была одним из любимых произведений Тургенева.
Возрождение в Испании даёт нам с именем Сервантеса пародии на жанр рыцарского романа. Рыцарство было отражением средневековья. В дворовой девке Альдонсе автор выносит на поверхность образ Прекрасной Дамы, назвав её Дульсинеей. Продёргивая отношения сюзерена и вельможи, Сервантес сводит Дон Кихота и Санчо Панса. Но Сервантес уходит от пародии к драме. Дон Кихот «умирает» на глазах читателя несколько раз. Сначала – когда, обчитавшись романов, герой вдруг начинает видеть вокруг себя всё серым. Но когда уходит из жизни сумасшествие – ему становится скучно. И это вторая смерть Дон Кихота. «Идиот» Достоевского – аллюзия на «Дон Кихота».
И вот закрывается просвет колодца Нового времени и нащупываю мощный пласт литературы Средних веков.
Уже там, высоко, на входе в этот мир, мне рассказал об этом, нагнетающем дрожь, времени Умберто Эко.
Эпос «Песня о Нибелунгах» — образ неуязвимого героя, совершенной личности Сигур (Зигфрид). Начинается со дня совершеннолетия Зигфрида. Его производят в рыцари. Зигфрид идёт совершать подвиги. Он убивает Дракона и омывается его кровью, но под лопаткой прилипает кленовый лист и это уязвимое место («Ахиллесова пята») приведёт его к смерти. (в сюжете сразу несколько отсылок – к Илиаде – наложницы Хрисинда и Брисинда, не поделённые между Ахиллом и Агамемноном, — а в «Зигфриде» — Кримфильда и Брунхильда не поделённые между Зигфридом и Гюнтером; к «Самсону и Далиле», в русских былинах – к «Авдотье Рязаночке»).
Главный девиз средневековья – «жизнь меньше, чем честь».
Считалось, что рыцарь – это не просто воин, но и интеллектуал. Особая придворная эстетика – основа и романа о Тристане и Изольде. Эстетизируется верность. Король даёт задание Тристану добыть златовласую девушку. Кормилица изготавливает зелье для короля и красавицы. Но это зелье красавица случайно выпивает с Тристаном. Нарушается верность Королю. Белокурая Изольда погибает. Появляется Черноволосая Изольда. Тристан тоже погибает. Из могил вырастают роза и шиповник и переплетаются. Этот сюжет использует позже Блок в поэме «Роза и крест».
Вершиной средневековой поэзии считается «Хождение по мукам» Франсуа Виньона.
Все авторы средневековья посвящали творчество и жизнь Прекрасной Даме. Прекрасная Дама была идеалом и не обязательно она была реальной. В «Божественной комедии» Данте Аллигьери Прекрасная Дама – Беатриче, которую Данте увидел в церкви, когда той было девять лет. Платоническое чувство подзаряжало его чувства. Данте жил во Флоренции, был изгнан из Флоренции и возвратился в неё героем с лавровым венком. Данте воссоздал в произведении очень чёткую картину – как устроен свет – снизу до верху. Он вводит в произведение видения. «Земную жизнь пройдя до половины, Я оказался в сумрачном лесу…». Беатриче благословляет Данте на путешествие. Данте спускается через воронку в Ад, где происходит встреча с Люцифером. Данте льёт слёзы по увиденным страданиям, но к политическим противникам он беспощаден.
У Петрарки – Прекрасная Дама – Лаура.
У Боккаччо – Фьяметта.
«Декамерон» Боккаччо – насмешка, издевательство над существующим миром. Он высмеивает священнослужителей, обличает человеческие пороки. Но перед смертью Боккаччо отказывается от «Декамерона».
Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» — с помощью гиперболы, утопии высмеивает неправильное воспитание, призывает к любви природы гуманизма.
Римская литература в основном была зеркалом прославления императора Октавиана Августа, который выдвинул ряд принципов, прибрал к рукам власть.
Овидий переложит греческие мифы в полусказочную форму. Его «Псы Актиона» — более снисходительны, нежели у греков, относящихся к мифам сакрально.
Гораций – поэт поэтов. Это тот, к кому неоднократно будут позже апеллировать Пушкин, Бродский. Поэт Гораций пишет «Памятник», мотив которого будет отражён в «Памятниках» Державина, Пушкина, Ходасевича, Мандельштама, Бродского.
Вергилий – в «Буколиках», «Георгиках» — он будет эстетизировать пастушью жизнь. Он будет прописывать историю происхождения корней Октавиана Августа, якобы произошедшего от Энея, сына богини Венеры — в поэме «Энеида».
И Апулей – отнёсшийся с достаточной долей сарказма к человеку, превратившемуся в осла – «Золотой осёл».
Встреча с Эдипом – герой которого повергает интеллектом Сфинкса.
Потом произойдёт встреча с Орфеем – с ним мы совершим паломничество в подземный мир. Вот где зачинается инициация спуска в Аид, которая приобретёт важное значение для всего пути формирования литературы и искусства.
И – наконец, последний круг – Античная литература. Круг дна колодца.
Основа Античности – миф.
Мифы Гомера представлены двумя произведениями – «Илиадой» и «Одиссеей», которыми переданы все возможные взаимоотношения через образы богов. Архетипы нашего сознания покоятся на взаимопроникновениях запечатленных отношений:
1) между Афиной, Афродитой и Герой (яблоко раздора) – ссора – кто будет прекраснейшей;
2) Зевс отправляет богинь за разрешением спора к пастуху Парису, который выбирает Афродиту, польщенный её обещаниями дать ему (Парису) любовь Елены
3) таким образом, яблоко раздора пало между Афродитой (троянцы) и – Герой с Афиной (ахейцы)
4) любвеобильным Зевсом, которому было предсказано Прометеем, если он женится на богине Фетиде, от их союза будет разрушен Олимп;
5) высокое Собрание выдаёт Фетиду за Пелея, и от этого брака рождается Ахиллес
6) Парис приплывает в Грецию и останавливается в доме Менелая – супруга Елены; похищает Елену, и они покидают Спарту – это и есть прямой повод Троянской войны
7) Менелай при поддержке своего брата Агамемнона собирает войско, в котором – Одиссей, Диомед, Ахилл и др.
8) Ахилла убивает Парис.
Вот и всё. Это и есть начало, исток моего сегодняшнего дня. Здесь, у истока, уже был не маленький ручеёк, а море – жизни, в которой взаимоотношения, любовь и ненависть. А так же – дом, родина и смерть. Там – высоко – маленький просвет нашего времени, вобравший в себя толщу разума, формировавшегося веками. Традиции, переплетения, таинства, открытия, неприятия, войны, грязь и любовь – всё это уже было. Очертания всего произошедшего схоже с нашим временем. И, соответственно, взаимоотношения остались прежними. Акценты лишь сместились. Значит, акцент – это и есть вершитель? Рукой света или тьмы. По Пушкину: бог – это случай…По Булгакову? По Толстому? По Достоевскому?…
Акценты…
Кто-то в этих акцентах ищет себя, кто-то указует другому на ошибки, кто-то акцентирует на себе. Кто-то акцентами, как указкой перенаправляет свои неумения, нежелания двигаться вперёд, на другого, который тащит.
Чьи это указки? Что такое, по сути, акцент? Пункт ударения. Сильная доля. Но если есть сильная, значит рядом есть и слабая, на которую не падает акцент. Но от соседства слабой безударной доли зависит значимость акцента. Слабая и сильная доли только в сочетании образуют жизненный ритм. Подобно музыкальной теории, ритмов всего два – двудольный и трёхдольный, остальные являются производными от этих двух. Так и взаимоотношения жизни – двухдольные и трёхдольные.
Но если мир подобен двум страницам одного листа, можно ли разграничить или разделить его на чёрное и белое? Иешуа и Прокуратор плечо к плечу идут одной дорогой. Из тьмы к свету. Из вопросов к ответам.
Мой горизонт – маленькая точка доверия к тому, что всё, что произошло, было истиной. Расставленные мною акценты – всего лишь моё представление мира.
Если вы расставляете акценты своей жизни на другом – значит, наши жизненные приоритеты разные. Значит, и цели разные. Значит, и дороги разные.
Но все дороги в конечном итоге приведут в одну точку. Ближе к концу, проход становится всё у/же, и может создаться иллюзия, что всё сделанное – никчемно, если все сходимся в конце концов в одну точку и даже, может быть, в конце пути задеваем плечом своего антагониста, оппонента и даже противника. Иллюзия. Это только иллюзия? Или две страницы одного листа?
Зачем мой предок добывал руду, изобретал колесо и дал мне всё это? Только для одного – для определения пользы моего пребывания на Земле. Того, что останется после меня.
Иду на проверку себя, своего места в этом горизонте. Поднимаюсь наверх, к истине. И переворачиваю страницу одного листа.
Март 2012 года