Папкина война: {audio}http://nozhkina.ru/mp3/chtodelautvoiiny/papkinavoiina.mp3{/audio}
На долю отца выпало не так уж и много праздников, несмотря на то, что родился он в день международной солидарности трудящихся – 1 мая. Сразу же после окончания ФЗУ (так назывались училища) в июне 1941 года, где он получил специальность радиста, был направлен на фронт. Формирование полка проходило в Мытищах. Здесь же, на курсах молодого бойца необходимо было не только приобрести навыки практики работы радиста в боевых условиях, но и научиться обращаться с лошадью и…шашкой. Да-да…именно с шашкой. Армия Рокоссовского – таким громким именем были прикрыты военные просчёты, о которых после напишут, что это было ошибкой, но тогда юных, размахивающих шашками пацанов кинули на южное направление фронта к Симферополю.
Август стоял сочный, благоухающий запахами невыжатых соков виноградных полей, раскинувшихся крылами по обе стороны дороги, по которой двигался армейский эшелон. И не думалось даже, что этот щедрый край может забрать самое ценное – жизнь.
Конармия на скаку ворвалась в пасть тяжелой артиллерии. Всего один бой показал юным парням, что такое война, сопротивление, что такое пуля в висок от безнадёжности – именно так закончили свою жизнь молодые офицеры. Весь командирский состав принял решение не сдаваться.
…Связи со ставкой не было. Искать обрыв связи — оставалось единственным решением. И Мишка пополз в предполагаемом направлении, где можно было соединить разорвавшиеся провода. Кругом то и дело громыхали падающие снаряды, и вдруг всё тело как будто подкинуло кверху и резко запахло кровью и все перед глазами поплыло красной пеленой. А потом оглушительный звук от падения и хруст в плече…
Очнулся ночью. Громыхало где-то далеко. Под рукой нащупал землю, сгрёб её в кулак и даже обрадовался, что рука-то вроде цела. Услышал стон где-то за головой. Открыл глаза и ужаснулся увиденному – рядом, друг на друге лежали молодые бойцы – перемазанные кровью вперемешку с землёй.
— Ты как? – услышал Михаил, — Это я, Николай, учились вместе…
Николай смотрел в упор, как будто пытаясь помочь ответить на вопрос, потом он стал наматывать разорванный рукав, силясь как-то закрепить его. Михаил попробовал подняться:
— Где мы?
— Сам не могу понять… Ни кого из комсостава нет. Фрицы вокруг ходят, говорят чего-то непонятное и наших всех раненых стаскивают сюда…
Как только забрезжило солнце – поднялся гомон незнакомой речи – лязгающий, громкий, резкий и приказной. Стали поднимать с земли. Тех, кто не мог подняться – оттаскивали в сторону и при всех — автоматной очередью…
Николай с Михаилом, поддерживая друг друга, поднялись, к ним подошёл низенького роста такой же молодой фриц – начищенный, выбритый, он смотрелся, как клюква среди крыжовника:
— Дойч? Нихт, руссиш швайн…
Это было начало плена.
Выстроенных колонной пленных погнали в западную сторону. Никого не били, только не давали еды. Измождённых ранами сваливали в ямы от разорвавшихся снарядов и пристреливали, как собак. Люди издевались над людьми. И не укладывалось в голове, что это были люди.
Это была война.
Из записей отца.
Долгие, тягучие часы дневного времени измерялись теперь шагами. Оборванная, потная, грязная одежда уже не спасала от ветра и дождя, и, казалось, она стала частью тела. А когда сквозь неё сочилась кровь не было необходимости оголять кожу, она лопалась вместе с ранами и вместе с ними заживала. Примерно на двадцатые сутки подошли к станции. Теперь можно было немного отдохнуть, но спать дали только четыре часа. Днём разрешалось по команде опуститься на землю. Всех разбили на группы примерно по двадцать-тридцать человек и назначили в каждой группе старшего, он с помощниками приносили воду, которой хватало порой только обмочить губы. На станции впервые за все дни выдали несколько граммов хлеба и прессованный кусок какой-то крупы.
В эшелон грузили ночью.
Шёл дождь, и в вагоне стоял парной запах пота и грязи. Теперь можно было выспаться хотя бы несколько часов, пока не затекут ноги, ведь пленных было так много, что на одного приходилось одно место стоящего человека.
Откуда, из какого уголка истерзанного тела бралось невыносимое желание жить…
Кайзерслаутерн – как громом прозвучало название места, куда привезли на двадцать восьмые сутки. Поезд часто ставили в железнодорожные тупики. Было слышно где-то неподалёку разрывающиеся снаряды, и не верилось, что всё это происходит наяву. Глоток свежего воздуха – становился денежным знаком. Появилась какая-то иерархия между пленными, но оставалась человечность – тем, кому становилось плохо от духоты, подтягивали ближе к выходу или дырам в стенах вагона. Вот ведь как меняются человеческие ценности в обстоятельствах: свежий воздух стал нам не просто отдушиной, а будто лучиком надежды и веры, и мы глотали этот воздух вместе с этим лучом, как будто он мог утолить голод и жажду. И он спасал. От невыносимой головной боли, от тяжести за боль разлагающихся ран. Нас ранили в самую душу – за что вот только…
Испокон веков земли завоёвывались. И не понаслышке, от деда я слышал, что такое война. В казачьем хуторе на Дону всё держалось на мужиках, всё спорилось, и работа кипела от урожая к урожаю. Успевали всё – и за скотиной ходить, и шкуры выделывать, и сапоги шить. И помню, батя рассказывал, как мальцом заартачился он было по утру рано вставать, на выпас идти не хотелось, и батька-то – дед, значит мой, и говорит:
— Ты, Николенька, бога-то не гневи, жизнь он тебе дал, чтобы ты пользу приносил земле. Он же у тебя жизнь-то и забирать будет. А куль жив – роби, всё воздастся.
Батя рассказывал, что хуторские дела шли хорошо. Но однажды, все собрались кругом, и порешили кинуть кожевенный заводик, скот какой закололи, какой с собой потянули, и подались в киргизские края. Вот здесь-то с мамкой мой отец и познакомился. Плохо я его помню. Всего пять лет мне было, как разговоры поползли, что и сюда до границ с Китаем, советская власть докатилась. Как-то поутру все мужики сложились по телегам, бабы завыли, и всё куда-то исчезло: и жизнь радостная, и мамкины светлые глаза вдруг почернели навсегда. А с сестрёнками, да с мамкой я остался за мужика. Много позже мать говорила, что за границу они ушли, в Китай. И всё долго вспоминала, как напоследок бабка скинула с телеги сундук с фамильным серебром, да с дохою…
Воспоминания – мой самый близкий друг. С ними будто жизнь ещё одну проживаешь где-то в другом пространстве и только онемевшее тело может напомнить о существовании ещё одного измерения, которое доставляет физическую боль и страдание…
Тут, в этом гнилом вагоне какие только мысли в голову не приходили – что ж это я, пулю-то себе не приберёг…Нет…Я – есмь. Я могу ещё потрогать губами этот луч свежего воздуха, он оттуда, от бога, и я не сдамся. Как там дед говорил: — Бога-то не гневи…
…О том, что война закончилась в 1945-ом, мы узнали только в начале сорок шестого, когда нас освободили американские воска. Все проведённые годы в плену мы выполняли грязную, тяжелую работу на фабрике. Нас покупали, как рабов. Как с рабами и обращались. А когда пришли американцы – весь штарлаг посадили на карантин. Медицинское обследование выявило у многих кучу заболеваний и у большинства истощение, чахотку. И тут я начал как-то ослабевать – ноги совсем перестали слушаться, грудную клетку раздирал болезненный кашель, руки еле держали ложку. И это в двадцать шесть-то лет!
Как попал в госпиталь – не помню. Когда пришёл в себя – за окном лил холодный осенний дождь. Передо мной, как ангел, весь в чистеньком стоял офицер, и по лицу его было видно – наш, русский. Палате зачитали приказ о возвращении военнопленных на Родину.
Родина…Теперь мне это слово напомнили мамкины слова: — Родненький, да куда ж ты, покидаешь-то нас, кормилец…- причитала она, провожая меня на фронт.
— Я вернусь, мать! Девок береги.
Я вернусь…Было даже страшно подумать – как теперь примет Родина… Нам внятно объяснили, что мы её предали, сдаваясь в плен. И я был готов к расстрелу, но только там – на Родине, на той земле, которую пахал и засевал мой дед и отец, на той земле, на которой отрезали мне пуповину от матери, на моей земле, которую определил мне Всевышний.
Только б не война (Плач по тихой воде): http://nozhkina.ru/mp3/chtodelautvoiiny/tolkonevoiina.mp3
Вернувшись в Восточный Казахстан, в Алексееву, на границу с Китаем, отца не тронули – слишком он был слаб, думали и так от чахотки умрёт. Выдали военный билет, в который записали со слов отца номер армии, на том и забудут о нём. А отец выжил, и как-то закружилась-завертелась жизнь. Взял в жёны активистку Евдокию с маленьким сыном, которых тоже потрепало войной, и в сорок девятом родилась у них дочь Люба. Переехали в Свинчатку, где отец пошёл работать на рудник – здоровье-то и так угроблено, зато хоть деньги какие в дом будут – так размышлял. Потом, в пятьдесят первом родилась Надежда –Наденька, а в день смерти Сталина – Вера.
Я буду поскрёбышем у родителей – уже в шестидесятых. Перед моим рождением родители переедут на место строительства Бухтарминской ГЭС. Там, совсем маленьким умрёт мой старший брат. Там, лелея мечту о сыне – будет нести меня из роддома отец и дарить мне свои стихи, песни…И там, уже в девяностых, плановой проверкой по военкоматам отца объявят дезертиром. Якобы, неверные сведения предоставлены в военном билете – названного отцом армии, якобы, не существует…И с позором, с публикацией списков «Они предали нашу Родину» лишат всех заслуг.
Отец слёг с инсультом. А я не могла угомониться – не могла я поверить, чтобы папка, мой хороший папка был вот так опозорен.
Письма в архив Москвы, Мытищ, Симферополя ни чего не дали.
И только от безнадёги я послала письмо в Кайзерслаутерн – практически, «на деревню дедушке»…И вдруг приходит ответ, что Томилов Михаил Николаевич – был взят в плен в августе 1941 года под Симферополем, армия такая-то; рост такой-то, вес такой-то, количество зубов…
В военкомате меня встретили по-недоброму: докопалась-таки, мол. Восстановили отца, какую-то медаль вручили, придя к нам домой, – папа уже не вставал с постели…
А в ночь с 9 на 10 мая 1996 года его не стало.
…Проходят годы. Пройдёт и моя жизнь. Но в моей дочери и моём сыне останется продолжение жизни моего отца – честного, талантливого человека, который родился на этой земле, чтобы быть полезным ей, чтобы наполнять соком своей жизни её мощь и силу.
Что делают с нами войны: http://nozhkina.ru/mp3/chtodelautvoiiny/voiiny.mp3