Верить в удивление…

У многих, наверное, быть может, в жизни возникали моменты удивления, на грани с восхищением. В который раз уже, прослушивая песню Юрия Устинова (по первой строчке) «А радость размножается деленьем…»

мне вспоминаются удивления моей жизни, которых оказалось немало. О самых-самых хочу вам рассказать с той лишь целью, чтобы поделиться переполняющими чувствами, а вдруг это кому-нибудь пригодится, вдруг кто-нибудь откликнется и поделится своими восхищениями – и они окажутся мне или кому-то нужны. Предполагаю, что психологи-аналитики могут узреть в этих всполохах какой-нибудь умысел…Что ж, это их работа. Возможно, по этим  ступенькам кто-нибудь сможет рассмотреть – почему и о чём мы пишем в своих песнях.

Вот такая цепочка у меня получилась:

Картина К. Маковского «Дети, бегущие от грозы» — она висела в папиной фотолаборатории, и я любила рассматривать её под светом красного фонаря для печати. До сих пор помнятся все штрихи этой картины и в частых воспоминаниях приходят всё новые и новые планы её, ведь эти дети – это моё детство, фантазии и тревоги, и убегания от них, и надежда, что там впереди, во взрослой жизни не будет ни этих страхов, ни боязни быть застигнутым грозой…;

Проза Марины Цветаевой «Мой Пушкин» — особенно фрагмент о Рогнеде, Русалке и Татьяне: «Пушкин меня заразил  любовью.  Словом  —  любовь.  Ведь  разное:  вещь,которую никак не зовут — и вещь, которую так зовут. Когда горничная походя сняла с чужой форточки рыжего кота, который сидел и зевал, и  потом  три дня жил у нас в зале под пальмами, а потом ушел и никогда не вернулся —  это любовь. Когда Августа Ивановна говорит, что  она  от  нас  уедет  в  Ригу  и никогда не вернется — это любовь. Когда барабанщик уходил на войну  и  потом никогда не вернулся — это любовь. Когда розово-газовых нафталинных парижских кукол весной после перетряски опять убирают в сундук, а я стою  и  смотрю  и знаю, что я их больше никогда не увижу — это любовь.  То  есть  это —  от рыжего кота, Августы Ивановны, барабанщика и кукол так же и там же жжет, как от Земфиры и Алеко и Мариулы и могилы.…Немножко позже — мне было шесть лет, и это был мой  первый  музыкальный год — в музыкальной школе …. Давали сцену  из «Русалки», потом «Рогнеду» — и:

Теперь мы в сад перелетим,

Где встретилась Татьяна с ним.

Скамейка. На скамейке — Татьяна. Потом приходит Онегин, но не  садится, а она встает. Оба стоят. И говорит только он, все время, долго, а  она  не говорит ни слова. И тут я понимаю, что рыжий кот,  Августа  Ивановна,  куклы – это не любовь, а любовь, когда вот так: скамейка, на скамейке  — она, потом приходит он, и говорит много-много, а она молчит».

Новеллы Леонида Енгибарова – в тоненькой перепечатанной брошюре я узнала насколько глубоким может быть мир человека, умеющего в одной миниатюре-этюде «рассказать»  и показать почти всю жизнь (как здорово, что инэте сейчас почти всё есть);

Песня «Ёлка»  в исполнении Елены Камбуровой – друзья показали запись концертного выступления Елены Антоновны в Барнауле, и восхитило и переполнило её преподнесение Песен, которые играли гранями не только слов и музыки, но — исполнения, которым я наслаждалась ещё очень долго. Потом уже, позже, я поняла, что Это надо было пережить, чтобы понять что это для меня значит;

Александр Мень «Сын человеческий» — ещё не готова я была воспринимать веру, но это произведение перевернуло что-то, освободило от угрызений и зависимостей, наполнило целью жизни;

Ф. Розинер «Некто Финкельмайер» — в перестроечные годы эта сильная книга лауреата парижской литературной премии имени Вл.Даля, номинанта нобелевской премии стоила (после уценки)…1 копейку. Я купила их все, что были в магазине, и дарила друзьям. И, читая, смаковала слогом, словом, и радовалась, что она не скоро закончится…(где-то дальше уже остались Ч.Айтматов «И дольше века длится день», С.Алексиевич, Анатолий Рыбаков, Пильняк, Леонид Габышев «Одлян, или воздух свободы», Василий Аксёнов, Ерофеев, позже появится Шаламов, Довлатов…), а эта книга была открытием какой-то другой жизни, в которой ещё было ничего не понятно;

Стихи Евгения Курдакова – первый, оказавшийся в моих руках, совсем небольшой сборничек вдруг, разом, захватил и остался со мной, пересекаясь встречами с поэтом, и оставшись благодарной памятью и посвящением Евгению Васильевичу в песне «Бабочкой, цветком и ангелом…»;

Музыкальная классика всегда звучала в нашем доме (Рахманинов, Прокофьев, Свиридов, Шостакович…) и многим произведениям я благодарна за концентрацию фантазии, за полёт чувств, за научение слушать и видеть мир, который нас окружает, но особенными стали – «Баркарола» из «Времён года» Чайковского, «Метель» Свиридова и Альфред Шнитке с его «Гоголь-сюитой», и особенно частью «Клерки» —

Песня «Синий свет» Насера Кульсариева…Насер пел её со сцены Казахконцерта Алматы в 2002 году, и верилось каждому его слову, потому что честная песня, потому что она меня делает добрее, потому что сейчас, уже после ухода Насера мне хочется её слушать, чтобы наполняться его синим светом —

Поэзия Бахыта Кенжеева и знакомство с Бахытом. Я записывала его чтение у нас в домашней студии и было чему восхититься: нерв его стихотворений – это его рука с невыпускаемой сигаретой, потягивание, как чая, водочки, и хитрый, через прищур, взгляд куда-то глубоко-глубоко внутрь жизни —

Романс на ст и муз. А.Гомазкова, в исп. Юлии Зиганшиной «Я не спала всю ночь» — и не авторская вовсе, а романс, но каков! Чувственная содержательная его сторона не наивна, она, вьющаяся вокруг всего-то одной центральной фразы, подобна плющу, обволакивающему, стремящемуся к свету чувств. Удивляет, что автор – мужчина, а Юлия исполнительством создала и трепет, и нежность, и высказала исключительно женскую поэтику стиха —

Песня на ст.С.Есенина, муз и исполнение Эльмиры Галеевой «О, матерь божья» — ещё со времён школьной программы я несколько скептично относилась к творчеству Есенина (о вкусах, как говорят, не спорят…мне ближе были Тютчев и Пушкин, Николай Асеев…), но песня Эльмиры наполнила иным содержанием – глубины голоса, переливающимися гранями интонаций —

Валентин Ярюхин  и Андрей Крючков «Попутчик» — песня в исполнении Андрея Крючкова, в её содержании – переживания и боль по несостоявшемуся, и – светлая печаль. Научиться вот Так сожалеть —  отпуская песней, хотелось бы и мне, хотя это песня очень мужская… Это и есть авторская по жанру, штучная, потому как о главном в ней поётся – о том, какими чувствами нужно обладать, чтобы Человеком оставаться —

Сергей Назин «Осенняя» (посвящение Ирине Назиной) — песню я услышала впервые, уже познакомившись с вдовой Сергея – Ириной (пишу слово «вдовой» через силу, потому что она осталась его женой, чтящей память, носящей его песни и дарящей их нам, слушателям); тоже по-мужски, без тени отчаяния, без излишней лиричности – но о важном — так, как Сергей понял жизнь, как уловил мудрость в отношении тех, кто рядом и кто за спиной. Аранжировка здесь не тяготит, она штрихами, мазками рисует орнамент к сопровождению голоса, подчёркивая сказанное (почти не спетое, а рассказанное) —

Валерий Михайлов Совсем недавно (лет пять) мне посчастливилось окунуться в поэзию Валерия Михайлова — русского Поэта Казахстана. Его православная, спокойная, безсуетная глубина подобна штилю на море, зовущему вглядеться в свои дали («Напевы» — на ст.В.Михайлова)…;

И во всём этом я считаю себя живущей авторской песней, которая невообразима для меня без Окуджавы, Визбора, Городницкого,  Дольского, Веры Матвеевой и Новеллы Матвеевой, Виктора Луферова…, авторской песни, которая уже для меня не существует без песен Гены Жукова, Игоря Гольдина, Сергея Назина, Юрия Устинова, Шухрата Хусаинова, Раисы Нур,

Кости Мыльцева —

и моих казахстанских друзей –

Сергея Неверовича —

Лёньки Тернова —

Димы и Володи Огая —

Жени Зинина,

Гульзады Жаркимбаевой —

Максата Сарсенбекова,

Нурхана Жумабекова —

Николая Хана —

Отто Вайскопфа,

Игоря Иванченко,

Паши Аксёнова —

Миши и Зулейхи Сербиных —

Иры Орищенко —

дуэта «Северный ветер» (Эдуард Двухимённый и Сергей Таланов) —

и ещё многих других.

Благодаря сообществу ШРР я впускаю в себя новые имена и радуюсь интересным встречам, что создают искру вдохновения и питают размышлениями о происходящем вокруг.

Несомненно, как Прутков говорил о невозможности охвата, как гласят трактаты военного искусства и учит дзэн – у каждого свой Путь…гора в начале Пути и в конце его остаётся горой, отношение лишь к ней меняется. Моё отношение к жизни сформировало ещё многое что из неперечисленного. И пока есть силы узнавать и удивляться, радуясь за других – есть на чём строить завтрашний день, а значит, есть о чём писать.

Вета Ножкина, Алматы, 2010 год