Музыка жила во мне с утра до утра, она вместе со мной умывалась под холодной струёй умывальника, бежала в школу, заглядывала в окно класса, крутилась перед зеркалом, делала уроки и ночью озвучивала сны…Я думала – у всех так, напевая её, мыча себе под нос, или наигрывая на пианино.
— Да ты больная, — не раз слышала, или читала в глазах окружающих.
Может быть, это и есть болезнь – с высыпанием ноток-оспин, с температурными волнениями, которые переполняют, и ты не можешь уже сдержать потока выливающихся из тебя звуков, потому что «через край». Поэтому рождались пьески, вальсы, и конечно, песни.
Слова к песням я находила всюду – в журналах«Огонёк», «Нева», «Дружба народов», иногда в «Мурзилке» и «Весёлых картинках». А иногда прорисовывались свои строчки – неказистые, неровные, но рвущиеся откуда-то из глубины меня:
Я не хочу, чтобы мне о бедах, о неудачах вели свой толк,
И не хочу, чтобы враг мой ведал, что друг мне нужным сказать не счёл,
И потому тот меня удивляет, кто в прахе лет растерял себя,
Но на привалах всех наставляет «как надожить, чтоб прожить не зря».
Я не хотела б быть просто прохожей на этой большой Земле,
И не хотела б быть гостьей – тоже, незваною слыть – вдвойне,
И потому – из праха лет воскрешая всех тех, кого я смогла приручить,
После себя я Земле оставляю душу свою в тех, кто будет жить…
А немножко позже, когда мы учились в шестом классе, был объявлен конкурс чтения стихотворений о родном крае. В городской библиотеке нашёлся сборничек стихотворений Михаила Чистякова, и в нём я прочла взволновавшие меня строчки:
В межгорье,
В замшелых каменьях,
Сквозь годы,
Сквозь древнюю тишь,
Чуть слышно,
С серебряным пеньем,
Текла Серебрянка
В Иртыш.
А он,
Затаённый,
Угрюмый,
В кипенье бунтующих сил,
С какой-то тяжёлою думой
Бурунные воды катил.
Он знал,
Что не может сравняться с ним силой
Любая река.
Ему ли кого бояться?
Ведь он
Потопил Ермака!
Он лодки на шиверах губит,
Плоты погружает во тьму.
…Но бросили дерзкие люди
Воинственный вызов ему.
Раскинув шатры и палатки,
Они в наступленье пошли.
Качнулась гора от взрывчатки,
Сползая до самой земли.
— Даёшь котлован!-
И всем станом
Нажали на сумрак седой
Бадьи,
Экскаваторы,
Краны
Нависли над грозной водой.
Река выгибала хребтину,
Круша и ломая заслон,
Но в узкое горло плотины
Всё падал и падал бетон.
В пролёты легли затворы.
Притих,
Присмирел Иртыш.
И выбежал новый город
С весёлыми шапками крыш.
Его
В честь глухого местечка,
Чтоб люди забыть не могли,
Серебряным именем речки
Строители
Нарекли. 1969г.
Слова «текла Серебрянка в Иртыш» заворожили и сразу запелись. Но ни как не могло уложиться в исполнение наличие слов «бурунный», «замшелый», «на шиверах»… Изумительно яркие картины рисовались с помощью таких слов, и чётко представлялось всё происходящее, но в песню это не укладывалось! Тогда я решила – чего мучаюсь, ведь конкурс не песен, а стихотворений и прочла на конкурсе оригинальный текст стихотворения Михаила Ивановича Чистякова. Но музыка, навеянная словами, не отпускала, и как-то само собой случилось, что, изменив несколько слов, я посмела обратить сказанное Чистяковым — в песню с немножко другим текстом:
послушать: {audio}http://nozhkina.ru/mp3/podpev/serebrynsk.mp3{/audio}
Сл.Михаила Чистякова (переработанный вариант текста – С.Томиловой), муз.С.Томиловой
В горах одичалых, забытых,
Сквозь годы, сквозь древнюю тишь
Серебряной тоненькой нитью
Текла Серебрянка в Иртыш.
Ей солнышко жёлтое веко
Показывало из-за скалы,
Роняли гортанный клекот
С высокого неба орлы.
Но в эти дремучие дебри
Всесильные люди пришли.
От взрыва оглохшее небо
Упало в ладони земли.
Надсадно моторы выли,
Сверкали лебёдок штыки.
Зажала крутая сила
Звериную ярость в тиски.
В пролёты легли затворы,
Притих, присмирел Иртыш,
И выбежал новый город
С весёлыми шапками крыш.
Теперь он стоит на зелёном,
Крутом берегу Иртыша,
И смотрит вперёд озарено,
Великою новью дыша.
Припев: Его, в честь глухого местечка,
Чтоб люди забыть не смогли
Серебряным именем речки
Строители нарекли.
Серебрянск – мой серебряный город,
Серебрянск – моей юности дорог,
Серебрянск, Серебрянск, Серебрянск.
Потом всё же решилась, и спела её подружке Ленке Лупенко. Она одобрила. И, вдруг, вскоре нам объявляют о приезде в наш городок самого Чистякова! Настоящий, живой поэт будет выступать перед нами! Ленка не удержалась и рассказала Гертруде Вениаминовне о песне. И как-то всё завертелось, закружилось, и я что-то невнятное мямлила, что пою не совсем его слова, что его слова я спеть не смогу…Но меня ни кто не слушал.
Наступило мартовское утро ожидаемого приезда Поэта. Если сказать, что я была не жива–немертва в тот день – значит, ни чего не сказать. Помню, как он читал свои стихи, а я и вслушиваться не могла – так трепетало во мне сердце, казалось из ушей слышно, как оно колотит по стенкам моего тела-колокола. И пришло время конца встречи. Объявили мой выход. И я запела, запела Его текст. Сбилась. Запела ещё раз. А потом сделала остановку и спела свой вариант стихотворения.
Михаил Иванович смотрел на меня внимательно поверх своих толстенных очков и улыбался. А после аплодисментов сказал: — Это не мои слова, это уже ваша песня, — и добавил, помолчав, — с серебряным голоском…
Он пожал мне руку и улыбнулся ещё шире, как будто благословляя песню на долгую жизнь.
Спустя годы песня стала визитной карточкой Серебрянского городского комсомольского штаба«Альтаир», каждое заседание которого открывалось ею. Мы стояли в «орлятском кругу» — обняв друг друга за плечи, и, покачиваясь в такт музыке, выводили, вслед за гитаристом песенные строчки. А в конце исполнения Андрей Ишин по-традиции шёпотом проговаривал:- Серебрянск – три раза.